Но попыток осмотреть или задержать каик не было. И британцы, и немцы могли не колеблясь вторгнуться в нейтральные турецкие воды, но существовало молчаливое джентльменское соглашение, согласно которому суда и самолеты не осуществляли взаимных военных действий. Они вели себя словно посланцы воюющих держав, очутившиеся в столице нейтрального государства, и относились или безупречно вежливо и холодно друг к другу, или подчеркнуто не замечали присутствия противника. Однако появление судов и самолетов враждующих стран постоянно напоминало о войне.
Происходили и иные события, свидетельствующие, сколь непрочен этот кажущийся мир. Медленно двигались стрелки часов, приближая их с каждой минутой к той гигантской скале, которую надо было покорить через какие-то восемь часов. Впереди по курсу в пятидесяти милях от каика возникли очертания мрачных, словно зазубренных скал острова Навароне, повисшего над мерцающим горизонтом. Остров, чей темный силуэт выделялся на сапфирном фоне неба, казался далеким, пустынным и грозным.
В половине третьего двигатель остановился. Не было ни чиханья, ни перебоев — признаков неизбежной беды. Еще секунду назад слышалось его уверенное тарахтенье, и вдруг наступила полная и зловещая тишина. Первым к машинному отсеку бросился Мэллори.
— В чем дело, Браун? — В голосе капитана слышалась тревога. — Движок сломался?
— Не совсем так, сэр. — Браун все еще возился с двигателем, и голос его звучал глухо. — Я его просто выключил.
— Выпрямившись, он неуклюже вылез из люка, сел, свесив в отсек ноги, и стал жадно хватать ртом свежий воздух. Несмотря на загар, лицо его было очень бледным. Мэллори внимательно посмотрел на механика.
— Можно подумать, вас кто-то до смерти напугал.
— Не в этом дело, — помотал головой Браун. — Сидя в этой проклятой дыре все эти последние два или три часа, я дышал ядовитыми газами. Только сейчас понял. — Проведя по лбу рукой, он простонал. — Голова раскалывается, сэр. Закись углерода не очень-то полезна для здоровья.
— Утечка в выпускном коллекторе?
— Да. И не только это. — Он ткнул пальцем вниз. Видите вон ту водонапорную трубку? На ней шар, водоохладитель.
Трубка не толще листка бумаги. Должно быть, много часов была утечка на фланце. Минуту назад в ней вырвало огромную дырищу.
Искры, дым, пламя длиной дюймов шесть. Пришлось сразу выключить эту хреновину, сэр.
Поняв, наконец, что произошло, Мэллори кивнул.
— Что же делать? Отремонтировать сумеете, Браун?
— Это невозможно, сэр, — решительно мотнул головой механик. — Нужно заварить или запаять. Внизу, в груде хлама я приметил нужную деталь. Вся ржавая, немногим лучше той, что полетела… Но надо попробовать, сэр.
— Я помогу, — вызвался Миллер.
— Благодарю вас, капрал. Как думаете, сколько вам понадобится времени, Браун?
— Бог его знает. Часа два, может, четыре. Гайки и болты заржавели, придется срубать или отпиливать их, потом искать другие.
Мэллори промолчал, медленно повернулся и направился к Стивенсу. Оставив рулевую рубку, тот склонился над рундуком, где лежали паруса. Подняв голову, юноша вопросительно посмотрел на новозеландца.
— Доставай и ставь, — одобрительно кивнул головой Мэллори. — Брауну понадобится часа четыре на ремонт. А мы с Андреа поможем тебе, как сумеем.
Два часа спустя двигатель все еще молчал. Каик удалился на значительное расстояние от турецких территориальных вод, его несло к большому острову, находившемуся милях в восьми по курсу вест-норд-вест. Теплый ветер стал крепчать и дул с остовой, затягиваемой тучами, части горизонта. Под рейковым парусом и кливером — других парусов не нашлось, — закрепленным на фок-мачте, — приблизиться к территориальным водам оказалось невозможно. Мэллори решил идти к острову — там их будет труднее обнаружить, чем в открытом море. Озабоченно взглянув на часы, он перевел огорченный взгляд на удаляющееся турецкое побережье. И тотчас весь насторожился, вглядевшись в темную полосу моря, суши и неба на востоке.
— Андреа! Видишь?
— Вижу, капитан, — отозвался рядом Андреа. — Каик. В трех милях отсюда. Идет прямо на нас, — добавил он тихо.
— Идет на нас, — согласился капитан. — Позови Миллера и Брауна.
Когда все собрались, Мэллори не стал терять времени даром.
, — Нас задержат и будут обыскивать, — торопливо сказал он. — Если я не ошибаюсь, это тот самый каик, который попался нам утром. Не знаю, каким образом, но немцы что-то пронюхали и будут очень внимательны. Церемониться не станут, все перетормошат. Вооружены до зубов, с этими шутки плохи. Не будем играть в кошки-мышки. Или мы их — или они нас. Досмотра допустить нельзя. Сами знаете, что у нас за груз. Однако, прибавил он негромко, — бросать за борт его мы не будем.
Мэллори поспешно объяснил, как следует действовать.
Стивенс, смотревший из окна, снова ощутил пустоту в желудке, почувствовал, как отхлынула от лица кровь. Хорошо, что он в рулевой рубке: никто не заметит, как дрожит у него нога.
— Но послушайте, сэр… — произнес он дрогнувшим голосом.
— Да. В чем дело, Стивенс? — Несмотря на спешку, Мэллори умолк, увидев бледное, неподвижное лицо и пальцы, вцепившиеся в подоконник.
— Вы не посмеете это сделать, сэр! — хриплым из-за волнения голосом произнес Стивенс. Несколько секунд он беззвучно шевелил губами. Наконец, его прорвало:
— Это резня, сэр. Подлое убийство.
— Заткнись, пацан! — рявкнул Миллер.
— Хватит, капрал! — оборвал Мэллори американца. Долгим взглядом посмотрев на него, перевел холодный взор на Стивенса.